Из "Книги мертвых" (кажется, 2000-2001 г.):
Абсолютная беда России, на мой взгляд, состоит в том, что из неё сосут кровь семьи, подобные семье Боровиков или Михалковых и прочих вельмож. Свои Михалковы есть и в маленьких городах. Разветвлённые десятки тысяч семей этих образуют грибницу. Они женятся и выходят замуж за себе подобных отпрысков таких же, подобных им семей-династий. Михалковы, к примеру, прекрасно в лице папы "дяди Стёпы" служили советской власти, оба братика прекрасно вписались в демократию, оба, конечно, не гении, но овладели привилегированным мастерством. Папа Михалков в своё время женился на дочери художника Кончаловского, детки, и Михалковы, и Кончаловские, и все исправно вампиризируют Родину. Генрих Боровик, председатель Советского Комитета защиты мира, родил двоих: Артёма и дочку Марину. Дочка вышла замуж за Диму Якушкина, сына КГБэшного генерала. Дима Якушкин, как и подобает сыну КГБэшного генерала, работал журналистом в Париже. К этому ещё следует добавить, что жена Артёма Боровика - Вероника Хильчевская - тоже не безродная девушка. Её отец был представителем СССР в ООН, а первый муж был тоже мальчиком-мажором - сыном политического обозревателя Томаса Колесниченко. Одно из первых интервью со мной в русской печати, в газете "Московские новости", опубликованное чуть ли не в 1988 году, было взято у меня Дмитрием Якушкиным. Позже я потерял его из виду, и выплыл он вновь уже в качестве пресс-секретаря Президента Ельцина. Когда в декабре 1998 года Министерство юстиции отказало в регистрации Национал-большевистской партии, я достал его домашний телефон и позвонил. Что называется, "голод не тетка", или "любовь зла - полюбишь и козла". Подошла дочь Боровика - Марина и довольно мило поговорила со мной. "Я ничего от Димы не хочу,- сказал я,- мне бы совет получить".- "Я сейчас ухожу, еду как раз встречаться с Димой,- сказала жена Якушкина.- Мы едем на банкет. Позвоните в 11:30, мы будем дома, он подойдёт к телефону. Кстати говоря, мы живём рядом с редакцией вашей газеты, часто проходим мимо ваших мальчиков". В 11:30, когда я позвонил, у них был включён автоответчик. Я оставил свой номер телефона. Жду его звонка и по сей день. Хотя он уже не пресс-секретарь Ельцина. Мальчики-мажоры… В 1990-м, в ноябре, после передачи "Камертон" прямо в студии Боровик познакомил меня с телеведущим Любимовым. Вот ещё один мальчик-мажор. Папа - большой советский разведчик. Они такие все крупные, эти ребята, мясистые. Вспоминаю своего босса, наглого Питера Спрэга, оглоблю здоровенную: "Скажите, Питер,- спрашиваю я у него, мы сидим па кухне,- почему американцы такие здоровенные?" - "Бифштекс каждый день в трёх поколениях - вот и весь рецепт, Эдвард,- отвечает он и бросает газету на стол, встаёт.- У вас в России едят мало мяса",- смеясь, покидает кухню. (Старый злой Питер, я скучаю по нему… Хотел бы опять послужить у него батлером, вернуть старые добрые времена). Но в семьях Боровиков, Михалковых или Любимовых ели каждый день это пресловутое мясо и в более чем трех поколениях! Вот детки и вымахали все такие здоровые и мясистые. На всех мяса в России, правильно, Питер, не хватало, и если кто-то ел его ежедневно, то в прямом смысле вырывал его из других ртов.
Нет, я не испытываю личной неприязни к этим ребятам, я испытываю классовую ненависть. Должен же кто-то однажды высказать и такую, от противного, точку зрения. Я отпрыск бедного, простого рода, мой отец был всего лишь капитаном НКВД, потом МВД. Переводя на стандарты XIX века - что-то вроде выслужившегося из рядовых в офицеры и потому получившего дворянство воронежского простолюдина. Я как-то перечёл "Отцы и дети" Тургенева и подумал, что мой отец соответствует отцу Базарова - штаб-лекарю. То есть я "из малых сих". Всем, что у меня есть, а есть у меня только известность, книги, великолепная партия НБП, которой, я верю, будет принадлежать власть в России, так вот, всем, что у меня есть,- я обязан только себе: своему таланту и усилиям. А их: Боровиков, Михалковых, Якушкиных поставили на рельсы и пихали папы, семьи, фамилия. Ну да Бог с ними…
Поселили меня в ноябре 1990 года на улице Герцена (ныне её переименовали в Большую Никитскую) в доме, где тогда ещё помещался журнал "Театр". Им, "холдингу", как сейчас говорят, Империи "Совершенно секретно" сдавал для их гостей квартиру некий предприимчивый обыватель. (В 1992 году я ещё раз жил там, теперь уже сам себя оплачивая. Туда же ко мне приходил в марте 1992 года Жириновский - пить водку и разговаривать. Туда многие приходили, Виктор Алкснис, тогда ещё "чёрный полковник", девки какие-то, израильский журналист Шамир…) На прощание, помню, Боровик устроил для меня ужин в "кооперативном" (или тогда уже говорили "частном"?) ресторане на Лесной улице. Тогда этот ужин не показался мне необычным, но сейчас, когда больше половины его участников мертвы, этот ужин выглядит в ином свете. Мертвенно-бледным кажется он мне, ужином мертвецов. Боровик с женой приехали за мной на машине и привезли в ресторан. Сам зал ресторана находился в полуподвальном помещении, столиков было немного. Было в изобилии мясо и много зелени - свежие помидоры, огурцы, лук, кинза. Боровик объяснил, что это не парижский, конечно, ресторан, но здесь есть свежие овощи, мясо и нет бандитов. Я сказал, что в Париже хожу в рестораны, только если меня приглашают издатели или ещё кто, кому что-то от меня нужно. Я плохо разбирался тогда в персоналиях России, я не знал, кто есть кто и потому не мог оценить тогда, какая там компания собралась. Долго я там не пробыл, у меня был ранний утренний авиарейс в Париж. Помню, что провожать нас вышел длинноволосый, как мне показалось, пегий человек в очках. Он сказал, что клятвенно обещает, что пригласит меня на своё телевизионное шоу. И дал мне визитку, а я, вежливый, продиктовал ему свой телефон там же, у входа в ресторан. В квартире на Герцена я поглядел на визитку. Там значилось: "Листьев Владислав". Позднее, когда он погиб, я пытался осмыслить его смерть и понял, что значения его смерти мне не понять. Я полагаю, он был неоригинальным и не-темнераментным тележурналистом. Скажем, Невзоров в своё время был много более интересным тележурналистом. Его репортаж, где он суёт микрофон умирающему от ранения в живот молодому бандиту с калмыцкой физиономией, вызвал, помню, зависть французских коллег. Часть репортажа продемонстрировало французское телевидение, по-моему, канал "Арте" с завистливой ремаркой, что в прекрасной Франции показать такое французу не позволили бы власти, блюдущие нравственность граждан. Невзоров чуть ли не жмет на живот умирающего и спрашивает: "Больно?" А парень вдруг тут же и преставился. Последний хрип, конвульсия. В сравнении с такими репортажами Листьев - мыльный пузырь.
Модные толстые ребята-мажоры (в школах таких дразнят "сало" или "пузо") на самом деле герои попсы. Они - подделка, слабый раствор. Толстый мальчик Боровик - слабый раствор феодала Семёнова.
На самом деле Империя "Совершенно секретно" еле жива уже десять лет, с того майского дня, когда в машине Юлиан "стал заваливаться на сидевшего рядом Боровика". Империя попрошайничала и пыталась достать деньги у всех: от Лужкова до Гусинского и Коржакова. И вот 9 марта 2000 года в Шереметьево-1 стал заваливаться на полосу самолет ЯК-40 с Артёмом Генриховичем Боровиком, который сел тогда в самолёт и полетел, чтобы побеседовать с магнатом Зией Бажаевым, попросить, чтоб дал денег. И рухнул с высоты 50 метров. Империя "Совершенно секретно", начавшаяся с загадочных смертей, закончилась загадочной смертью. Кто кого убил? Над этим гадать можно сколько угодно, однако опять вспомним буржуазные романы XIX века, сколько там предательств, убийств, отравлений. И нам не кажутся эти преступления чем-то чрезмерным и ненормальным. Становление капитализма - питательная среда для преступлений. ...
Беседа с Вероникой Боровик-Хильчевской, президентом холдинга «Совершенно секретно»
Мой собеседник сегодня - очень красивая женщина, не потерявшая самообладания, Вероника Юрьевна Боровик - Хильчевская.
Действительно ли легко было создать холдинг, который несет людям либо страх, либо уважение?
Я знала Артема очень много лет. Мы познакомились в 1971 году и продолжали все время общаться. Он был совершенно независимым человеком… Я общалась с очень высокопоставленными людьми, и они мне говорили, что Артем был одиночка. И это было действительно так. Поэтому и холдинг получился абсолютно независимым. Он полностью отражал характер Артема.
Для Артема было сложно ощущать себя сыном Генриха Боровика, особенно когда он понял, что его призвание - журналистика. Его отец уже не просто состоялся как журналист-международник, политический обозреватель - его имя гремело тогда на всю страну. Он был невероятно талантлив, его материалы надолго запоминались.
Но для Артема было принципиально - он все должен делать сам. И все его основные жизненные решения были приняты им в одиночку. Он никогда не опирался на отца.
По распределению ему предложили пойти работать в МИД, это была очень престижная работа. Но он отказался и пошел работать в газету. Самые престижные издания того времени - «Правда», «Известия», были рупором идей ЦК КПСС. У корреспондентов этих газет, работающих за границей, было очень прочное и независимое положение. Артем туда не пошел - он начал работать в «Советской России».
Он все время просился в Афганистан… При этом он боялся говорить об этом родителям, потому что знал, что это вызовет негативную реакцию. Я хорошо помню, как он однажды сказал мне - еще когда ухаживал за мной - что решил поехать в Афганистан, и какое впечатление произвели на меня его слова… Артем буквально выбил себе эту поездку. Решение о ней он держал в секрете до самого последнего момента. Это была его первая заграничная командировка.
Первые материалы Артема были о том, о чем еще никто не писал. В то время было принято писать, что советские солдаты в Афганистане строят школы, выращивают цветы, занимаются благотворительностью и так далее… А о том, что там была смерть, - этого не было нигде в прессе… Но война шла уже не первый год, и люди там умирали реально. Тогда Артем об этом впервые написал… Статья была опубликована в «Советской России» - первый его материал о том, что он действительно видел…
Ему было мало одной командировки - он очень хотел вновь поехать в Афганистан. Но главный редактор ему отказал. Тогда Артем пошел к редактору «Огонька» Коротичу, и тот предложил ему новую работу. У Артема было одно условие: только если пустят в Афганистан. Было очень сложно пробивать поездку, требовалось особое разрешение… Оно, в конце концов, было получено, но тоже с одним условием: на передовую Артема не пускать.
Таким образом, он оказался второй раз в Афганистане, результатом чего стала серия блестящих очерков. Они казались настолько неожиданны для советского журналиста, что их перепечатывал журнал «Live» и другие ведущие мировые издания.
Затем он поехал в Афганистан на вывод войск. Он выезжал вместе с последним бронетранспортером… То, что происходило, - это было ужасно. Тогда-то он снял свои знаменитые кадры, снял последнего погибшего советского солдата в Афгане… И вновь засел за очерки и за книгу.
В это же время происходят следующие события. С одной стороны, его приглашают учиться в Нью-Йоркский университет, дают бесплатно грант. Он всегда хотел заниматься кино… С другой стороны, «Огонек» «напрягается» по поводу его материалов, потому что их перед публикацией все время надо «пробивать»… Он было уже собрался ехать учиться, но потом передумал и сказал, что не может оставить здесь свою книгу, так как ее в этом случае уже никогда не опубликуют, без него…
Он отказался от гранта, и мы остались в Москве. За поддержкой Артем обратился к Юлиану Семенову. Книга «шла» очень тяжело, проходила сквозь различные цензуры, но все же была опубликована. После этого Юлиан предложил Артему работать в газете «Совершенно секретно», которая начала выходить в 1989 году. Он чувствовал его огромный творческий потенциал и относился к Артему как к товарищу.
Артем начал работать в «Совершенно секретно». И тут с Юлианом произошло несчастье, у него случился первый инсульт. Всю работу газеты (тогда это еще была и международная штаб-квартира детективного политического романа), которую организовал Юлиан Семенов, Артем взял на себя.
Отец ему при всем желании не помочь не мог. У Генриха тогда был очень тяжелый период в жизни. Тем более, еще когда мы с Артемом начали жить вместе, договорились, что ни у его, ни у моих родителей мы ничего не берем. Это абсолютно отвечало и его, и моему пониманию жизни. Все, что мы делаем, - мы делаем сами. Все наши проблемы - это наши проблемы. Мы сами реализуем себя в жизни. Родители же дали нам самое главное - воспитание и образование… Поэтому никогда никакой помощи не было. А отношения между Генрихом и Артемом были очень уважительные.
- Насколько сейчас вы придерживаетесь тех взглядов, которые отстаивал Артем?
Я всегда поддерживала Артема в его стремлении к независимости. То, как он создал холдинг «Совершенно секретно», - это было уникальное явление. Он, повторю, был полностью независимым человеком…
Мы сейчас дружим с московским правительством, но эта дружба основана не на «финансовой основе», а на том уважении, которое испытывал Артем к Юрию Михайловичу Лужкову. Это их дружба. А наш холдинг финансово не зависим ни от кого.
У нас, единственное, на сегодняшний день есть связь с одними американскими партнерами. Они испытывают тихий ужас перед нашей страной и нашей экономикой. Они никогда мне не дают советы - они изумляются. Тем, что газета до сих пор продолжает выходить, пользуется такой популярностью… Они не знают, как, почему это происходит, но боятся задавать вопросы. Больше у нас нет никаких партнеров, мы храним независимость, заложенную Артемом.
